Донбасс для «чайников». Не Украина и не Русь, боюсь, Донбасс, тебя, боюсь! - Олег Измайлов

А пока зреет в недрах этой книжки история об этом обратимся к прошлому, чтобы понять, как и из чего складывалось будущее индустриального левиафана России, ее промышленного колоса, ее сердца.

Земли сегодняшнего Донбасса, в девятнадцатом веке нанесенные на карту преимущественно степные. Север региона – граница лесостепи и степной зоны. Правда еще в начале восемнадцатого столетия берега Донца были вполне облесены, что неудивительно, если вспомнить, что сто лет спустя вся Харьковская губерния стояла в лесных доспехах, которые успешно свели на нет последующие поколения лесоторговцев.

Того, кто интересуется этой темой, отсылаем к классическому трехтомнику отца отечественного лесоводства Арнольда или к лайт-версии – известному роману Леонида Леонова «Русский лес». Нам же достаточно сказать, что классический образ степи – от горизонта до горизонта в Донбассе – появился ближе к периоду новой истории, а в 16 веке, когда русские воеводы передвигали засечные черты да земляные валы с крепостцами подальше на юг, они находили здесь довольно леса и для укрепления, и для острога, ибо и лихими людьми и укреплялась граница русского государства. Да и не только русского, конечно. Знаменательно, однако, что один из городов Донбасса называется Харцызск – от тюркского <х> арцыз – разбойник.

Стремясь обезопасить Русь в наибольшей степени царское правительство медленно, но уверенно двигало засечные черты на юг – к азовским и донским степям. В 1571 году далеко в степи русские пограничники поставили Бахмутскую сторожку. Так появился старейший город Донбасса Бахмут ныне Артёмовск), долгое время бывший региональным центром, уездным городом, в ведение земских властей которого находились и многие земли, на которых раскинулся сегодня Донецкий край.

Пограничная служба от московских полков перешла со временем к донскому казачеству. Конечно, в 17 и 18 веках силенок у него на все не хватало. На то была подмога с Днепра, на порогах которого сидели буйные ватаги запорожцев. Казаки они и есть казаки – нерегулярное войско. Если государство сильное, как Московское, например, то оно, в конце концов, обуздает хищнические повадки вольных воинов. Так и вышло в итоге с донцами, ставшими уникальной частью сложного имперского механизма. Напротив – такое слабое и безнадежное государственное образование, как Речь Посполитая не то что запорожцев, своих сограждан в итоге сбившихся в бандитские стаи по принципу личной верности «кормильцу» – аристократу, не смогла удержать в поле хотя бы относительной законности. Вплоть до укрепления личной власти Петра Великого донцы и запорожцы часто спешили друг другу на помощь. И, честно говоря, нет никакой уверенности в том, что, не будь измены Мазепы, не сложилась из поднепровского казачества столь же оригинальная и верная сила, защищавшая веру, царя и Отечество. Возможно, не было бы в истории государства Российского губерний Киевской, Екатеринославской, Харьковской, Херсонской, а только Область войска Запорожского, чьи земли, и взятые силой в седой древности, и дарованные царями в 17—18 веках, граничили бы с землями Области войска Донского. Но природа не терпит пустоты – взамен запорожцев империя получила кубанцев – слуг правильных и верных, сохранивших свои малороссийские да запорожские обычаи, язык и песни. При этом кубанцы всегда считали себя русскими, что, в общем-то, верно – живут-то они на русских землях, в том числе и тех, что империя отвоевала у горцев Кавказа.

То, что стало в русской публицистике, а после и в обществе называться Югом России, образовалось совершенно неожиданно для европейцев, но очень логично для русских людей. Титанические усилия Петра на Юге в отличие от Севера имели спорадический характер и плохо готовились. Все объяснимо – логистика в тех условиях была невозможна, а ресурсы истощены. Прутский поход 1711 года был почти катастрофой и государь Петр Алексеевич более не пытался переломить ситуацию в полуденной стороне в пользу России. У него хватало забот и в Северной войне, и на строительстве Петербурга, в Европе. Но через 12 лет после его смерти фельдмаршал российский Миних в наказание за набеги крымских татар, пришел в Крым, взял его и только эпидемии, вспыхнувшие в войсках, заставили его уйти с полуострова.

С этого момента, со счастливой для России в военном отношении кампании и начали проявляться на карте Европы контуры будущего огромного Новороссийского края. Название очень оптимистическое. И оно себя оправдало – менее, чем за сто лет этот край, усилиями железных, угольных, железнодорожных, портовых и торгово-финансовых королей Империи и Европы стал истинным промышленным сердцем России, тем мотором, который гнал по жилам страны токи жизни и развития.

Новороссия начала строится, прежде всего, в пределах большей части современного Донбасса, на том фундаменте, который был заложен авангардными сторожками, крепостями, городами. Процесс был начат еще при императрице Елизавете Петровне. Усилиями русской дипломатии из здания соперничающей с Российской Оттоманской империи выбивались кирпичик за кирпичиком. Самым полезным и эффективным станет исход крымских греков в донецкое Приазовье – в год основания Мариуполя, в час рождения мощной греческой диаспоры Донбасса. Но еще при Елизавете с Балкан сюда были завезены сербы, хорваты и молдаване, не желавшие терпеть ярмо иноверцев. Им выделили земли в треугольнике рек Северский Донец, Лугань и Бахмутка. От Попасной до Луганска уютно разместилась на непаханых с начала времен землях Славяносербия, ставшая со временем одной из уездов Екатеринославской губернии.

Процесс «новороссийства» пошел быстрей после двух войн, выигранных Екатериной у турецких султанов. К России отошло огромное пространство размером с пол Европы – от устья Дуная до Дона простиралась Новороссийская губерния. Центром назначено было быть граду Новороссийску – так целых пять лет именовался основанный блистательным Потёмкиным в среднем течении Днепра город, затем переименованный в Екатеринослав.

В царствование императора Александра Павловича российской правящей бюрократией был запущен механизм приведения новых земель в административный порядок. Были предприняты попытки оживления экономики. Впрочем, реальные наметки проявилсь в этом деле уже при следующем императоре, Николае I. Чтобы там про него не говорили, железные дороги в Росси начали строить именно при нем, тогда же ряд ведомств, и в первую голову, горное и военное начали впервые со времен петровых изыскания полезных ископаемых.

Уголь стал катализатором, который покажет всем, как из первичной Новороссии может родиться Донбасс. Для этого дикая донецкая степь, знавшая дотоле только кочевников и редкие поселения русских, должна была найти свой алгоритм развития. Как перспектива он был явлен России при Петре Великом – русские рудознатцы искали и находили уголь ниже Донца в бассейнах Бахмутки и Лугани. Ставшая знаменитой фраза Петра Алексеевича сегодня известна всей нации: «Сей минерал, если не нам, то нашим потомкам зело полезен будет». Император не гадал, он отлично разбирался и в горном деле, и в строительстве машин, и в вооружениях. Понимал он и никуда не годную по тем временам логистику на Юге своей империи. Ему было ясно, что новая отрасль родится не ранее, чем через несколько десятилетий.

Так оно и вышло. К тому времени, когда Евграф Ковалевский и другие геологи пришли описывать угольные поля и залежи руд и других минералов – соли, гипсов, местные крепостные крестьяне вовсю эксплуатировали «горючий камень». Попросту топили печи и добывали на продажу. Эра угля стучалась в окно цивилизации, на Британских островах уже научились делать из угля кокс и плавить на нем чугун. Российским геогностам было понятно, что большие залежи угля в империи есть. Искали повсюду – на Урале, Северном Кавказе, в Подмосковье, но только в Донбассе искомый минерал был обнаружен мало того, что необходимого качества, так еще и достаточно близко от поверхности.

В сороковых годах девятнадцатого века поиски в России велись совместные – сначала уральский заводчик Демидов соорудил экспедицию минеролога и социолога Ле-Пле и русских его коллег, затем российский геогност Александр Кайзерман сопровождал в изысканиях в имперской глубинке знаменитого Мёрчисона. Все шло к тому, чтобы промышленно-финансовый интерес вторгся к патриархальную русскую историю, пробудив к жизни капитализм и новые, прогрессивные производительные силы.

В нашем же географическом раскрое истории это приведет к тому, что Донбасс и примыкающие к нему районы выделятся в совершенно самостоятельную, можно даже сказать, независимую область, чтобы не сказать своеобразную страну. Развиваясь, Донбасс к концу позапрошлого столетия станет масштабной во всех смыслах индустриальной зоной от Краматорска до Мариуполя, и от Гришино (Красноармейск, Донецкой области) до Александрово-Грушевского (Шахты в Ростовской области РФ).